ЛЭУ, наверное, одна из немногих лабораторий института, название и область деятельности которой не менялись с самого основания,. Имя лаборатории дал Юрий Николаевич Новоселов, который в самое суматошное время организации института выполнял еще и функции ученого секретаря. Долго размышлять над каждым названием времени не было, к тому же предполагалось, что его можно в любое время поменять. Некоторые лаборатории так потом и сделали, а вот у нашей осталось самое первое имя. Сначала не хотелось затевать эти хлопоты со сменой, а потом привыкли. Хотя, по большому счету, это название не самое удачное. Ведь ускорители никогда не были нашей самоцелью, они были только инструментом, как им для других является, например, микроскоп. Вот только все дело в том, что такие ускорители нигде не выпускаются и их приходится делать самим, как и многое другое, что создается в лаборатории. Все это долго рассказывать и я остановлюсь только на той части истории, которая касается создания генераторов и ускорителей РАДАН.

А начиналась все так. В майскую демонстрацию 1986 г. по праздничной колонне сотрудников Института сильноточной электроники в Томске разнеслись сразу две нехорошие новости. Первая, что-то очень серьезное случилось на Украине в Чернобыле, а вторая – наш директор, Г.А.Месяц, уезжает в Свердловск. К сожалению, обе новости скоро подтвердились. Некоторых из нас стали приглашать в директорский кабинет и предлагать поехать на Урал создавать новый институт. Согласились не все и не сразу. Трудно было покидать построенный своими руками институт, которому не было еще и 10 лет. Трудно было расставаться с дружным молодым коллективом. Сейчас трудно представить, но в 1977 году при образовании Томского института средний возраст его сотрудников составлял всего 29 лет, а его директору было едва за 40.

Так мы с М.И.Яландиным оказались в группе «уральцев». Что тогда было известно о Свердловске? У Михаила Ивановича здесь жили родители, и он приезжал к ним, я же видел этот город пару раз проездом из вагонного окна. В то время мы оба были кандидатами наук, работали рядом, но числились не только в разных лабораториях, но и в разных организациях, он в Институте сильноточной электроники, а я в Специальном конструкторском бюро научного приборостроения «Оптика». Туда после защиты кандидатской диссертации я был направлен организовывать производство опытных образцов импульсных генераторов, макеты которых были уже испытаны в ИСЭ. Работа эта была зачастую довольно далека от научной, но я благодарю судьбу за возможность изнутри узнать организацию производства сложной техники. Все это очень пригодилось впоследствии.

В Свердловске лаборатория началась с одной комнатки на 4-м этаже здания, который в УрО традиционно зовется «Белым домом». Там и разместился весь наш штат - Михаил Иванович и Маргарита Ивановна Яландины и я. Немного позже удалось расшириться - занять соседнюю комнату. Тогда появилась возможность уже что-то делать, а не просто сидеть на ящиках. К тому же мы приехали не с пустыми руками, а привезли 5-тонный контейнер, доверху набитый всем, что разрешили взять в Томске. Там были разные полезные вещи, от маленького токарного станка и вакуумного насоса, до обрезков пластика. Самым ценным грузом были комплекты деталей еще не собранных малогабаритных ускорителей. Самым примечательным - картонная коробка с четырьмя жестяными банками, в каждой из которых было по два литра спирта. Эти банки были налиты и запаяны просто так, на всякий случай, еще в 1984 году, когда ни о каком переезде не было и разговора. Спирт в СССР был самой «твердой» валютой и такой запас гарантировал успех любого начинания. Однако, хотя на новом месте полноценное снабжение удалось организовать далеко не сразу, но спиртом мы были обеспечены буквально с первого дня, хоть и довольно дрянным. Ну а томский спирт пережил в запаянных банках переезд и становление, сухой закон и эпоху талонов, да и все 90-е годы с их радостями и горестями. Первую банку мы открыли только в 2004 году, открыли тоже просто так, из любопытства. Кстати, ничего с этим спиртом за эти годы не сделалось, и мы пустили его в работу. По коньячным нормам на эти банки уже можно ставить больше двух десятков звездочек, но на вкус мы его не пробовали. Лаборатория у нас собралась непьющая, даже торжественные даты отмечаются без возлияний. А таких дат у нас было немало. Премия Ленинского комсомола М.И. Яландина, 2 докторские и 2 кандидатские диссертации, Государственная премия РФ, наконец, два избрания в члены-корреспонденты РАН. Как сейчас говорит молодежь, совсем не слабо для одной лаборатории, в которой никогда не работало больше 10 сотрудников!

Но вернемся к нашим машинам. Официальной маркой, или на иностранный манер, брэндом лаборатории, является товарный знак РАДАН. Он давно стал привычным, но даже в лаборатории не все знают его историю. А ведь он старше нашего института, ему нынче исполнилось 22 года. По своей сути это аббревиатура, и расшифровывается она так: Рентгеновские Аппараты для Диагностики - Академия Наук. Название было зарегистрировано в полном соответствии с существующими тогда правилами. Только сразу нужно отметить, что ИСЭ никогда не был владельцем этого знака. Этот знак был зарегистрирован на имя уже упоминавшегося СКБ НП «Оптика». Там несколько лет существовал отдел сильноточной техники, более известный под именем «Отдел 110», где и было выпущено более 60 рентгенаппаратов и ускорителей РАДАН-150 и РАДАН-220. СКБ было мощной организацией с хорошим производством, своими конструкторами и технологами, несколькими производственными, гальваническим, оптическим и испытательным участками. Работало там более 1200 человек. Основной продукцией были сложные лазерные приборы для морской и авиационной навигации. РАДАН был первым официальным товарным знаком СКБ и безвозмездная передача его нашему, только что появившемуся на свет, институту была жестом доброй воли его руководства. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что с нашим отъездом это направление там было быстро свернуто. А вскоре и все СКБ разделив судьбу многих конструкторских и технологических организаций, бесследно исчезло. Сейчас в его громадных зданиях размещается академический Институт лазерного мониторинга, да куча всяких коммерческих фирм и фирмочек, большей частью не имеющих никакой связи ни с РАН, ни с наукой вообще. Ну а рентгенаппараты с маркой РАДАН еще долго служили сибирским газовикам, ведь они были первыми отечественными рентгенодефектоскопами, которые работали непосредственно от автомобильного аккумулятора, и не надо было таскать за ними передвижную электростанцию. Позже им на замену пришли ренгенаппараты АРИНА, выпускаемые на ленинградском предприятии «Буревестник». Поначалу их в шутку звали «Арина Радановна», поскольку с этим предприятием мы довольно долго и успешно сотрудничали.

Вот так у нас осталась память в виде этого знака. Мы всегда старались даже не ставить под сомнение его репутацию. Сейчас среди специалистов во всем мире прижился термин «Генераторы типа РАДАН». Даже после появления на рынке суперсовременных полупроводниковых генераторов наши машины уверенно занимают свою нишу сильноточной исследовательской аппаратуры. Не редкость, когда в одном и том же зарубежном центре трудятся рядом и наш РАДАН и полупроводниковый генератор, часто сделанный также в нашем институте. Без сомнения, со временем полупроводниковая техника займет основное место, как это случилось везде, однако, наш пример сотрудничества наглядно демонстрирует, что и конкуренция может быть не только мирной, но и выгодной.

Сейчас высоковольтная импульсная аппаратура с маркой РАДАН работает в ведущих научных центрах 12 стран. Редкий год в нашу коллекцию флажков не добавляется новый. Пока остались неосвоенными только три континента – Африка, Южная Америка и Антарктида. Не были еще наши машины и в космосе, но кто знает, может быть когда-нибудь и полетят. А самые первые генераторы работают уже более 30 лет, порой удивляя нас своей живучестью. Мы встречаем их в самых неожиданных местах. Однажды из Белоруссии в ремонт приехала даже подделка, кстати, довольно удачная. Мы их восстанавливаем все, держим запас деталей даже для машин, которые уже давно не выпускаются. Ведь это тоже часть репутации.

Я всегда категорически выступаю против утверждения, что разработка и продажа импульсных генераторов является основной деятельностью лаборатории. Этого никогда не было. Наша цель – исследование сложных быстропротекающих процессов, а приборы для этого – только средство. Мы делаем разные приборы в количестве, нужном нам для обеспечения своих исследований, и беремся за создание новой машины, только если она нам нужна самим и интересна. Может быть, один из наших основных секретов заключается в том, что мы никогда не делали разницы при создании приборов для себя и для других. Я думаю, что практически любую машину в лаборатории можно снять с исследовательской установки, и после обычных испытаний отправить хоть за границу. Унификация делает узлы взаимозаменяемыми, и это спасает нас от лишней работы. На первый взгляд кажется излишним делать все как на экспорт, но жизнь показала, что это даже не только удобно, но и очень выгодно. Да и работать на красивой удобной аппаратуре намного приятнее, надо же и себя уважать!

Как и у всего института, становление лаборатории пришлось на 90-е. Сейчас принято сетовать на эти годы. Действительно, все рушилось на глазах. Но ведь в отличие от промышленности и отраслевой науки наша Академия выстояла. Наверное, был какой-то стержень, который помог большинству коллективов не только удержаться, но и продолжить работу часто в невероятных условиях. Вот кто бы собрался и обобщил этот опыт! Он еще пригодится, ведь сегодня может показаться, что те трудные годы миновали, но, приглядевшись, я что-то не замечаю принципиальных перемен. Тогда, в 90-е, государство, по сути, науку забросило, однако не требовало от нее налогов, худо-бедно платило за воду и электричество и, главное, особо не вмешивалось. Каким-то чудом, но удалось отбиться и от попыток приватизации академического имущества. Вот я сейчас и не знаю, что на самом деле лучше, то прежнее невмешательство или нынешняя «забота». Ведь от последних реформ, придуманных в мягком кожаном кресле где-то там наверху, сейчас можно потерять намного больше, если не сказать что все. Все чаще приходит мысль, что даже одним своим существованием наша наука кому-то крепко мешает.

И все-таки я считаю, что нашей лаборатории пока везло. И в самые первые годы становления, и потом.

Повезло, что мы сразу начали работать, не дожидаясь, когда создадутся условия.

Повезло, что мы не потеряли время, выбирая свое направление, не увлеклись модными течениями, а сразу стали делать то, что умели, что нам нравилось, и что считали нужным делать.

Повезло, что с самого начала в лаборатории собрались люди, которым прежде всего было интересно работать.

Повезло, что директор института, все это понял, принял и не чинил препятствий. Ведь чаще всего только со временем удается по достоинству оценить как это важно, когда не мешают работать. Порой это бывает дороже помощи.

А еще повезло, что на нашем пути встретилась организация с названием УралНИПП. Что оно означало, я вспоминаю с трудом, кажется, Уральское научно-исследовательское и производственное предприятие. Это был один из первых кооперативов, основанных молодыми комсомольскими деятелями, ушедших в бизнес на самой заре перестройки. Дикая разница мировых и внутренних цен на компьютеры позволила таким организациям быстро разбогатеть. Помнится, что весь годовой бюджет нашей лаборатории тогда составлял 28 тыс. рублей, а простенький компьютер стоил 74. Знаменательно, что разбогатевшие руководители УралНИПП сразу не кинулись за красными пиджаками и мерседесами, а стали искать, куда вложить эти поистине дурные деньги, выбрав целью производство уникальной наукоемкой аппаратуры. Уже скоро стало ясно, какими все были романтиками, верили, что страна быстро встанет на индустриальный путь развития. И ведь были условия для этого! Но в результате получилось то, что получилось. В условиях всеобщего растаскивания национального достояния малый бизнес смог существовать только спекуляцией. В результате фирма распалась на три части. Одна ушла в банковский бизнес, другая - в челночный, ну а оставшиеся стали торговать водкой. Жаль, ведь идея-то была хорошая.

Мы познакомились с этими ребятами еще при покупке первого компьютера и как-то сразу поняли друг друга. Наши идеи, чертежи и сборка, их производство и материалы. Так и была сделана наша «бэшка», генератор серии 303Б, самая массовая и популярная машина. В начале 90-х еще работали заводы, еще не растащили и не продали за бесценок за границу запасы материалов. Наконец, еще не разбежались от безденежья квалифицированные рабочие и технологи, хотя они, как и мы сидели на небольших окладах. Честно признаться, мы рисковали. Ведь тогда никто не мог гарантировать, что машина получится, что она найдет спрос, наконец, что за нее будут согласны платить. Было только ясно, что в нашем отечестве она будет востребована очень не скоро. Значит, ориентироваться надо было только на заграницу, ну а что там нужно и вообще, как туда попадают, про это никто не знал. Даже толком спросить было не у кого. Это позже выяснилось, что все рассказы о международной деятельности тогда были, мягко говоря, сплошным вымыслом.

Опять помогло стечение обстоятельств. С исчезновением СССР закончилась холодная война, и западные правительства начали снижать финансирование науки. И у них не стало возможностей создавать дорогие большие установки, вот почему специалисты обратили внимание на компактные устройства, позволяющие продолжать начатые исследования. А эта ниша там была пуста, вот сразу в ней и оказались. Надо сказать, что наши приборы всегда были чисто исследовательскими, применение их довольно ограничено, да к тому же и служат они долго. По рыночным законам они малоперспективны, ведь потребность в них невелика, штук 15-20 на весь белый свет, больше половины этого уже поставлено. Но в этом есть и преимущество, поскольку такая ничтожная потребность малопривлекательна для конкурентов, нужно только держать свою марку. Западные научные центры мы уже обеспечили, в последнее время работаем с Юго-Восточной Азией. Уже появились контакты и с бывшими республиками СССР. Может быть, дождемся, когда появятся наши приборы и в отечественных центрах?

Пускать в тираж непроверенную конструкцию было бы авантюрой, обреченной в лучшем случае на долгие переделки и доводки. Естественно, мы это отлично понимали, поэтому в «бэшка» была не первой машиной в своей серии. Ей предшествовала наша «ашка» - СЭФ-303А. У этой машины своя непохожая история. Я уже упоминал, что в приехавшем из Томска контейнере, было несколько комплектов деталей генераторов РАДАН. А тут готовилась выставка в ГДР, и нам предложили быстро собрать выставочный образец. На это даже были выделены средства, кстати, вполне достаточные, в том числе и на зарплату. И тут мы решили воспользоваться стечением обстоятельством и быстро создать новую машину, которая стала бы основой дальнейших наших разработок. Производственной базой тогда могло быть только СКБ научного приборостроения УрО АН СССР, директором которого и сейчас работает Ф.Я.Загулов, тоже томич. Там был производственный участок, и мы заказали ему несколько комплектов деталей. Как это обычно бывает, денег сразу не хватило, и значительную часть работ мы взяли на себя. С утра мы были учеными, конструкторами и технологами, а с обеда и до позднего вечера – слесарями, малярами, радиомонтажниками. С зарплатной частью проекта пришлось, естественно, проститься, пустить ее тоже в производство. Но мы выдержали и даже успели. Машины заработали, сейчас они все на ходу и у нас, и за рубежом. А та выставка так и не состоялась, сначала начались передряги в нашей стране, а потом исчезла с карты Европы и ГДР.

Было бы неверно считать, что с появлением серии работающих генераторов наши заботы закончились. Они только начались. Дело в том, что отдельно наши генераторы никто и никогда не покупал. Всегда поставлялись приборы и даже целые комплексы, основой которых были эти генераторы. Если посчитать в деньгах, то генераторы составляют менее половины контрактной цены. Преобразователи формы импульса, вакуумные диоды, системы измерения и детекторы – более 20 разнообразных устройств числится в наших каталогах. И все это придумано, создано и изготовлено в одной небольшой лаборатории, при этом на уровне, до сих пор удивляющем наших зарубежных коллег.

Первый наш экспорт был в США. Как-то уж получилось, что мы многое начинали не с того конца. Поставить ускоритель в Америку - это то же, что самовар в Тулу, или еще точнее, телевизор в Японию. Ведь в сильноточной электронике США всегда были одним из двух мировых лидеров. Что же касается современной измерительной техники, технологии и производства, то мы с нашими лабораторными возможностями никогда и не были серьезными конкурентами. В такой ситуации можно было противопоставить только глубокое понимание процессов да сообразительность, на которой держится многое в нашей стране. Все это выручает и сейчас. В последние годы лаборатория помаленьку обзаводится приличными приборами и более точными станками. Они значительно облегчили наш труд, но я все же думаю, что нашим главным козырем всегда будет способность к нестандартным решениям. И в одиночку такие задачи просто непосильны, нужен коллектив, в совершенстве владеющий многими специальностями. Может поэтому никто из сотрудников лаборатории не уехал за границу, хотя были и возможности и даже приглашения.

Понемногу стали забываться те хлопоты. Ведь раньше никто из нас не видел, как даже выглядит таможенная декларация! Это сейчас в каждой уважающей себя транспортной фирме есть девочки-декларанты, а в советской стране при строгой монополии внешней торговли все делалось только через Минвнешторг. Надо отдать должное, ребята там сидели грамотные и опытные, но их быстро прибрали западные корпорации в самые первые годы перестройки. Страна осталась по сути без должного контроля за экспортом-импортом, объем которого возрос в тысячи раз. У нас в городе появилась таможня с инспекторами, только что закончившими краткосрочные курсы. Одетые в новенькую, красивую форму, они выглядели очень эффектно, но плохо ориентировались в нестандартных ситуациях. А экспорт научного оборудования всегда был и остается именно такой ситуацией, особенно для тех, кто имеет дело только с металлоломом, круглым лесом и т.п. В то время на экспорт под видом металлолома шли танки, из ценных авиационных сплавов отливались корявые вафельницы и навалом грузились в вагоны. В этих условиях мы учились вместе с таможенными инспекторами, иногда находя с ними общий язык, иногда нет. Оформление таможенной декларации и сейчас задачка не для слабонервных, а тогда это был сплошной кошмар. Здесь с благодарностью нужно вспомнить Б.А. Оборского, руководителя международного отдела УрО РАН. Он тоже не был специалистом, но быстро освоил основные премудрости этого дела. Многое изменилось за эти годы, а все равно экспорт был и остается самой трудной и очень ответственной работой. В последние годы он становится все менее выгодным. Наши внутренние цены на материалы давно обогнали западные, разбежались с заводов кто куда квалифицированные рабочие, да и много заводов исчезло вообще.

А еще эти заграничные командировки! Со стороны эти поездки кажутся заманчивыми, но сколько за ними стоит труда! Даже большие зарубежные конференции – это не более, чем туристические прогулки по сравнению с самым рядовым запуском машины. Далеко не всегда на месте эксплуатации все готово, не всегда местный персонал достаточно квалифицированный. Каждый раз приходится осваивать новые измерительные приборы, даже сети питания и розетки другие. Порою нужно быть не только специалистом, но и дипломатом, быстро находить общий язык с рабочими, техниками, электриками. А еще проблемы с языком, ведь мы поставляем наши приборы не только в англоязычные страны. Случалось досрочно менять загранпаспорт, поскольку уже некуда было ставить визы. Были годы, когда в воздухе проводили более 100 часов! И даже сейчас бывает, что ночью просыпаешься от кошмара – отказ на гарантии! Тьфу-тьфу, но пока серьезных инцидентов не было, но мы всегда готовы быстро отправить нужные запчасти и даже выехать для устранения неисправности. К счастью, пока обходимся плановым ремонтом. Последняя машина приезжала из Техасского университета, студенты – они везде студенты, за 11 лет эксплуатации отделали ее классно, пришлось повозиться. Но мы можем быстро восстановить любую нашу машину, даже если в ней не хватит половины деталей.

Нельзя не сказать о наших сотрудниках. Специфика работы лаборатории требует от них владения различными специальностями и не только научными, но и рабочими. А еще нужно быть конструкторами и технологами, причем на довольно приличном уровне. Содержать такой многочисленный штат в институте было бы непозволительной роскошью, даже в прежние времена. Чтобы освоить эти специальности нужно время, да чего греха таить, еще и способности. Может быть, поэтому в лаборатории почти не было случайных людей, не задерживались они у нас. Студентом УПИ пришел в лабораторию С.А.Шунайлов. Закончив московские ВУЗы, влились в коллектив М.Р.Ульмаскулов и К.А.Шарыпов. Я не знаю, что бы мы делали без А.Н. Дядькова, тоже ветерана лаборатории, благодаря которому мы как-то незаметно для себя осваиваем мудреные компьютерные технологии. Наши бывшие сотрудники - М.И. Яландина сейчас заведует институтской библиотекой, а Е.А. Шунайлов – заместитель директора по общим вопросам. Недавно ушла на заслуженный отдых З.И.Романова, 18 лет проработавшая в лаборатории. Даже чисто по количеству за эти два десятка лет коллектив сменился только один раз, что необычно для научной лаборатории. Стабильность коллектива – залог хорошего рабочего климата, но есть в этом и недостаток, ведь неизбежно растет средний возраст. Но что тут поделаешь, если хорошие специалисты растут так медленно! Грустно, когда уходят люди, долго и добросовестно проработавшие в лаборатории, но им на смену приходит молодежь и пусть у нее все будет хорошо!

Так уж получилось, что этот рассказ о наших машинах, причем только одной, 303-й серии. За рамками рассказа остались уникальные исследования лаборатории в области микроволновой электроники и сверхширокополосной техники, динамика прохождения плотных пучков и быстропротекающие процессы в газовых разрядах и вакууме. А еще сверхизлучательный режим работы релятивистских ламп обратной волны, позволивший резко увеличить эффективность их работы и единственный в своем роде настольный генератор с мощностью в антенне более гигаватта. Наконец, были и есть другие машины. В люминесцентном анализаторе минералов КЛАВИ основной частью является наш самый маленький ускоритель РАДАН-ЭКСПЕРТ. Можно вспомнить и успешную работу по прецизионной, с точностью менее наносекунды, синхронизации ускорителей, создание сложнейшей установки по рассеянию микроволнового излучения на электронном сгустке и еще многое, что было сделано за эти годы. Об этом лучше сможет рассказать М.И.Яландин, основной идеолог этих работ, я же хочу только отметить, что во всех этих работах основной частью установок всегда были малогабаритные генераторы РАДАН. И наша цель - никогда не давать возможности обойти себя особенно тем, кому мы передаем нашу технику.

У машин тоже есть свой век. У научной аппаратуры этот век совсем короткий. Вот уже заканчивается второе десятилетие как работают системы РАДАН нашей самой популярной 303-й серии. Пора подумать и об их замене. Очень хотелось бы учесть весь накопленный опыт и сделать что-то не только более совершенное, но и более изящное, современное. Сейчас появились технические возможности создать машину, о которой мы порой мечтали и сами - с еще более стабильными параметрами, управлением от компьютера, да еще многим, о чем мы пока не говорим. Честно говоря, наши потребители никогда подобных требований нам не ставили, поэтому, трезво смотря на эти вещи, мы понимаем, что никто средств на это не даст. Что ж опять будем опять делать на свои, не привыкать. Зато более совершенные приборы открывают новые возможности, а мы должны быть первыми, кто заглянет за горизонт. Больших денег для нас там никто не припас, это мы знаем точно, но ведь и помимо денег существуют интересные вещи, нужно только не останавливаться, ведь время и конкуренты не ждут.