Время летит быстро и вот нашему институту уже 20 лет! Как быстро становятся историей совсем недавние события, а чаще всего бесследно стираются в памяти. Наверное, наши молодые коллеги думают, что это длинное железобетонное здание в стиле 60-х годов уже прошлого века всегда стояло на опушке леса. Действительно, наш институт можно считать уж если и не памятником, то вполне достойным экспонатом сразу нескольких эпох. Он был создан еще в СССР по постановлению ЦК КПСС, решение подписано Н.И.Рыжковым, тогдашним премьером, как было положено. И сразу молодой институт оказался в самой гуще событий. Сейчас уже позади и годы плановой экономики с ее дефицитом товаров, и годы перестройки с тотальным дефицитом. Теперь живем непонятно в чем, но с дефицитом средств. А еще были либерализация, дефолт, приватизация и многое другое. К тому же в нашей стране всегда было традицией из двух зол выбирать не просто сразу оба, но еще и в худшем варианте.

И все-таки сейчас можно уверенно сказать, что Институт электрофизики состоялся. Сегодня это может и небольшое по столичным масштабам, но мощное и современное научное учреждение, с честью носящее звание института Российской академии наук. Теперь уже не надо объяснять, что такое электрофизика и зачем она нужна. Об этом лучше всего говорят наши три Государственные премии. А полученная академиком Г.А.Месяцем премия «Глобальная энергия» наглядно показала, что за четыре десятилетия наше основное направление выросло из небольшого раздела физики газового разряда в целую отрасль под названием «Мощная импульсная энергетика». А еще в нашем активе:

• 1 академик и 4 члена-корреспондента РАН;
• Демидовская премия и премия Правительства Российской Федерации для молодых ученых;
• премия Галлилео Галлиея Н. Д. Кундиковой, кстати, она единственная в мире женщина-физик, награжденная этой премией;
• 2 премии МАИК НАУКА;
• премия Столетова и многое еще.

Так что в ряду институтов Уральского отделения мы выглядим вполне достойно. Конечно, у нас нет, да и не может быть многолетних традиций, но ведь и традиции далеко не всегда бывают добрыми. Зато мы моложе соседей по среднему возрасту сотрудников. И еще, наша средняя зарплата вдвое выше, чем в других институтах, а это тоже что-то значит!

Великолепный организатор Геннадий Андреевич Месяц никогда не был чиновником от науки. Он прежде всего был и остается Ученым, который в любой ситуации видит возможность для научной работы. Переехав в 1986 году в Свердловск, он сразу же приступил к созданию Уральского отделения и института, который он назвал Институтом электрофизики.

Наш ИЭФ - второй институт, созданный Г.А.Месяцем. Первым был Институт сильноточной электроники в Томске, организованный им в 1977 году. ИСЭ сейчас очень солидная организация, пользующаяся уважением во всем мире за свои уникальные разработки. Мы с ним в чем-то похожи друг на друга, в чем-то нет. Нас объединяет схожая тематика и личные связи. И мы, и они в самые трудные годы вышли на международный рынок, где сразу заявили о себе как полноправные партнеры. С томскими коллегами мы сотрудничаем и сейчас, даже, несмотря на довольно жесткую конкуренцию нашей продукции. Можно с гордостью отметить, что и они что-то перенимают у нас как в научном, так и организационном плане, особенно в последнее время.

Основу нового института составили 23 специалиста, приехавшие из Томска, Новосибирска, Ижевска. Это были разные люди, но схожие в одном – они не побоялись оставить налаженный быт и поехать создавать новый институт буквально из ничего. Вопреки существовавшему мнению эта группа не была ни командой, сформированной заранее, ни людьми, приехавшими за какими-то благами. У всех на прежнем месте было жилье, интересная работа, возможность сделать карьеру, многие даже заметно потеряли в зарплате. Кстати, в этом могли убедиться наши коллеги из Свердловска, в первые же годы побывав в командировках в наших прежних институтах. Мне один из них как-то признался, что он совершенно не понимает, почему мы уехали. Честно говоря, я не смог ему тогда ответить, да не смогу это сделать и сейчас. Наверное, есть у некоторых людей тяга что-то сделать с самого нуля, им чего-то не хватает, если все сделано, налажено. Справедливости ради добавлю, что тогда далеко не все приглашенные согласились на такой переезд, не все переехавшие остались. Но к нам присоединились сотрудники свердловских институтов, которые поверили в эту идею, потом пришла и молодежь. Теперь нас больше 200, но есть небольшая группа людей, которые с гордостью могут сказать, что они работают в институте с первого дня.

Свердловск – город с замечательными и многолетними научными традициями, но такой науки как электрофизика на Урале никогда не было. Хотя становление нового института пришлось на тяжелые 90-е годы, молодой коллектив не только выстоял, но и быстро завоевал высокий международный рейтинг, уверенно заняв место рядом со своим старшим братом – институтом в Томске. Тем не менее, наш уральский институт имеет свое лицо. Широко известны наши сильноточные генераторы, ускорители, нанотехнологии и генераторы электромагнитных излучений. Число стран, где успешно работают наши приборы, уже приближается к двум десяткам. И каких стран! США и Германия, Швеция и Китай. Есть среди них и довольно экзотические - Австралия, Сингапур, Индия, Корея.

Удивительно, но основные научные направления нашего института не менялись с самого основания и совершенно не потеряли своей актуальности и поныне. Мы не ждали, когда будут созданы подходящие условия, мы работали в любых, и наши публикации тех лет – самое убедительное тому доказательство. С переездом в новые помещения мы, наконец, получили возможность делать то, для чего и создавался наш институт, с полным размахом.

Да, в научном плане институт создавался буквально на пустом месте. Однако люди приехали и пришли не с пустыми руками. И это относится не только к приборам и некоторым другим полезным вещам, которые подарил Институт сильноточной электроники, спасибо ему еще раз, ведь многие эти вещи работают и сегодня. Главное, люди принесли знания, опыт, желание работать и начать делать то, что почему-то не удалось на прежнем месте. Здесь же был простор для поиска, не отягощенный традициями, старыми обязательствами и другими вещами, которые так мешают все бросить и начать сначала. Буквально через год после основания института подоспела и первая интересная задача - начался известный бум конца 80-х, связанный с открытием высокотемпературной сверхпроводимости. Это было доинтернетовское время, информация безнадежно запаздывала, и самые свежие данные можно было узнать в ночном выпуске новостей, передаваемых по радио, причем не по нашему, а по Голосу Америки или Би Би Си. Ведущие лаборатории мира бросились повторять и изучать возможности этого явления. Казалось, что вот она эта штука, которая позволит перевернуть всю энергетику и электронику, сделать реальностью вещи, красочно расписанные фантастами, а главное, резко сократить потери электроэнергии, не строить новые электростанции, сохранить природные ресурсы потомкам.

Никто не хотел отстать, тем более, что сначала и не требовались какие-то сложные приборы, да и сам материал был в общем-то известный, его умели делать и у нас, в Институте химии, в том же здании, где мы тогда временно разместились. Мы довольно быстро опробовали пути, куда можно было приспособить эту экзотику. Жаль, но этот красивый эффект оказался присущ только материалам, совершенно непригодным для широкого практического использования. Хрупкая, боящаяся сырости керамика, с капризными и плохо повторяемыми характеристиками потребовала таких усилий для сколь-нибудь приемлемого применения, что старые медные и алюминиевые провода оказались вне конкуренции. Ну а если бы эти провода еще и заморозить до температуры жидкого азота - то и намного эффективнее. Естественно, производство и применение этих материалов быстро ушло в сферу тонких эффектов и высоких технологий, а там наша страна всегда проигрывала. Ну а потом начались перестройки-ускорения.

Тем не менее, результатом этого короткого бума была довольно внушительная сумма, которую успело выделить Советское государство в попытке не отстать хотя бы на старте. Разделена эта сумма была вполне в отечественном духе – в центре были созданы целые организации, где-то на Волге был построен большой корпус, нам же досталось несколько импортных приборов, да диковинных тогда персональных компьютеров. До Сибири не дошло и это. Помаленьку бум закончился, и институт вернулся к своим делам. Сейчас у нас в этом направлении работает только одна теоретическая лаборатория, очень уж физически интересным оказалось явление высокотемпературной сверхпроводимости. Так что если вдруг неожиданно обнаружится более удобный материал, мы всегда готовы продолжить работу.

Наверное, один из главных секретов успехов Геннадия Андреевича состоит в том, что ему верят люди. И руководители, и рядовые сотрудники. Верят потому, что он никого не обманывал, не манил призрачными иллюзиями, но всегда берег своих сотрудников, помогал им и в работе, и в трудных жизненных ситуациях. К нему очень подходит старая шутка: «Будешь работать – прокормлю». Как-то не приживались в его коллективе лодыри и карьеристы. Никто не стал и видным общественным деятелем, просто некогда было, отвлекало все это от основного дела. Зато в активе школы академика Месяца целая когорта кандидатов и докторов наук, члены-корреспонденты и академики РАН, одних лауреатов Государственных премий больше двух десятков! Быть учеником этой школы почетно, но только уж очень непросто.

Жаль, но очень похоже, что на наших глазах уходит эпоха великих организаторов, этих знаменитых отцов-основателей. Нам остается удивляться, восхищаться, хранить все то ценное, что сделано ими, да завершать начатое, встраиваясь в современные условия. А где-то на подходе уже новое поколение руководителей – молодых и шустрых менеджеров, с совершенно другим стилем работы. Нравится нам или нет, но это уже от нас мало зависит, видать, просто пришло их время. Вот только как бы не растерять те добрые человеческие отношения, уважение к старшим, и заботу о молодых? Холодная коммерциализация может изменить все, и тогда быстро исчезнут основы, на которых в нашей стране пока еще держатся многие научные коллективы. А вместе с ними уйдут и научные школы. Мы оказались в самой переломной точке, и легкой жизни не предвидится. Хотя для тех, кто работает честно, легких годов просто не бывает.

Стройка. Для кого-то и небольшой ремонт - проклятие, а для многих из нас большое строительство давно стало образом жизни. Чего только за свою жизнь не построило старшее поколение ученых, особенно сибирских! Школы и детские сады, свинокомплексы, хлебозаводы, птицефабрики, всего уж и не упомнить. Ну а уж возведение жилья и своих лабораторных корпусов вообще не считалось за обязанность, туда шли «по зову души и руководства». К этому еще нужно добавить сенокос, уборку зерна и овощей, причем не разовыми однодневными выездами, а месячными кампаниями. Случалось, и по полгода ходили в сапогах и рукавицах. Удивительно, когда же успевали наукой заниматься? И ведь занимались, и довольно успешно, есть очень объективный показатель – публикации в научных журналах, защищенные диссертации. Но часть наших молодых сотрудников навсегда осталась на стройке – там быстро давали жилье, да и платили не в пример больше. Увы, пресловутая «утечка мозгов» появилась не сейчас.

Так что начинать новый институт со стройки было делом вполне привычным, даже обыденным. Но любая стройка начинается с проекта. Комплекс института электрофизики был заложен в 1988 г. Времени на проектирование как всегда отвели минимум, поэтому для основного корпуса пришлось взять за основу готовый проект корпуса «А» Института физики металлов, того, что на Комсомольской, 34. Когда мы приехали в 1986 году, у этого корпуса было смонтировано только два этажа из пяти. Это был долгострой, на многих чертежах стоял год проектирования - 1964. Мы достраивали его вместе с сотрудниками ИФМ, по ходу корректируя проект, основательно изучив его. Мы рассчитывали, что переждем там несколько лет до пуска собственного корпуса. События, грянувшие в стране, превратили годы в десятилетие. Вот почему он получился такой, наш лабораторный корпус «А».

Следующий блок «Б» уже проектировался в более спокойной обстановке с учетом опыта строительства аналогичных помещений в Томске. Главным отличием нашего корпуса является то, что у него нет подземной части. За это пришлось побороться, но зато наши помещения не заливают грунтовые воды, а летом сухо и тепло. Занято техническим заданием и разработкой проекта было несколько сотрудников нашего института. Наибольшая часть нагрузки досталась М.И. Яландину, всю радиационную защиту рассчитывал С.Ю.Соковнин. А руководил этой группой В.А. Телиссон. Этого человека стоит вспомнить отдельно, хотя он и не состоял в штате института. Полковник в отставке, военный строитель, он знал строительное дело в совершенстве. При нем было решено начать строительство параллельно с проектированием, что накладывало большую ответственность за качество проекта, ведь что-то исправить уже было невозможно. Жаль, но Владимиру Ароновичу не довелось увидеть даже первые результаты, он скоропостижно ушел из жизни. Но он все сделал для того, чтобы в кратчайшее время построить современный и отлично оборудованный комплекс. И не его вина, что последовавшие в стране события сделали долгостроем и этот комплекс.

В.А. Телиссон был первым из славной когорты военных, работающих с нами в Свердловске. Практически с основания института трудится у нас В.А.Знаменский. Именно ему мы обязаны созданием и образцовым содержанием сложного энергохозяйства, ведь две наших подстанции способны обеспечить энергией небольшой город. Главному инженеру А.М.Мезенцеву, тоже человеку военному, досталось руководить всеми инженерными службами. Наша охрана и служба эксплуатации почти полностью состоит из военных. Мне кажется, что к людям, долго прослужившим в армии, никак не подходит понятие «бывший военный». Они всегда в строю, их всегда выделяет обязательность и точность. Хотя, может, нам просто везет на хороших людей?

Алла Авраамовна Ревазова. Это имя совсем неизвестно многим нашим сотрудникам. Ведь формально она никогда и не была сотрудником нашего института, хотя приехала в Свердловск вместе с первой группой. Журналист по профессии и призванию, она сразу приняла активное участие в создании Уральского отделения, особенно в той его части, что сейчас на зарубежный манер именуется пиаром. Негативный оттенок этому понятию придали события последнего десятилетия, хотя это необходимый элемент любого серьезного мероприятия, особенно такого, каким было создание Уральского отделения. Ведь в то время в Академии было только одно отделение – Сибирское.

Не секрет, что и нового Председателя и первую группу будущих электрофизиков здесь встретили, что называется, без оркестра. Это вполне естественно, когда в сложившийся коллектив вдруг приходят новые люди, да еще с какими-то амбициями. Алла Авраамовна строила мостики в отношениях между людьми, пытаясь везде найти общие интересы, точки контакта. Налаживание таких отношений - дело очень хлопотное и зачастую совсем неблагодарное. Но самое замечательное: результаты того, что она делала при жизни, проявились потом. И каждой весной собирается небольшая группа людей из различных институтов, приезжает на ее могилку, добрым словом вспоминая эту замечательную женщину с очень трудной судьбой.

Так уж случилось, что наш институт с самого своего основания был непохожим на другие институты, хотя бы потому, что его директором был сам Председатель УрО РАН. Он не мог постоянно находиться в своем кабинете, поскольку все время был где-то между Москвой и Свердловском. Сейчас уже приходится объяснять, что о сотовом телефоне тогда и не подозревали, а факс был только словом в самых новых справочниках. Нужно было иметь очень крепкие нервы, чтобы дозвониться по междугородному телефону, а самым современным средством связи был гремящий телетайп. В таких условиях роль заместителей директора по научной работе была крайне ответственной. Хотя, несмотря на столь громкое название этой должности, самой науки там всегда было немного, а если еще при этом приходилось постоянно замещать отсутствующего директора – то и того меньше. Ведь в нормальном институте директор может поручить заместителям все, что угодно, кроме финансов и кадров. У нас же большая часть и этих сфер всегда была в ведении одного из заместителей. Его одно время даже называли первым.

Самым первым замом был профессор Ю.Е. Крейндель. Ему достался тяжелейший период организации и становления института, создание всей структуры, налаживание первых связей. Прекрасный ученый и педагог, он проявил себя и как способный организатор, сумев в короткое время развернуть все необходимые службы, а еще и создать кафедру в УПИ. Это им была введена существующая и поныне система жесткого планирования по темам, это при нем в апреле 1991 состоялся тот знаменитый ученый совет, на котором было решено разделить остатки бюджета, а все дополнительно заработанные деньги оставить самим исполнителям, вычтя только фиксированные накладные. С нынешних позиций вроде это уже и не бог весть какая реформа, но в то время она имела своих ярых сторонников и противников. Ведь при этом уровень обеспеченности лабораторий стал сразу различаться в разы, а социалистические уравнительные принципы как-то плохо сочетались с таким положением. Нужно отметить, что и сейчас далеко не все институты полностью перешли на подобную систему, хотя она является обязательной. Однако долгие 15 лет, прожитые в условиях непрерывных реформ, показали правильность принятого нами решения. Эта система со временем усовершенствовалась и теперь живет уже сама по себе, позволяя нам адаптироваться ко всяким новым веяниям.

Он всегда был джентльменом, Юлий Ефимович, всегда подтянутый и элегантно одетый. Женщины и сейчас вспоминают существовавший при нем ежемесячный дополнительный выходной. Его трагическая смерть в 1991 году нарушила все кадровые планы, без сомнения, он был бы сейчас директором нашего института.

Рядом с ним все тяготы по организации института нес Ю.Н.Новоселов. 15 лет он последовательно выполнял функции ученого секретаря, заместителя директора, курируя производственную часть и строительство, наконец, заведующего нашей кафедрой в УГТУ-УПИ. Меня всегда удивляла его способность договариваться с властями, руководителями всех рангов. Это так пригодилось в первые годы существования института!

После кончины Ю.Е. Крейнделя первым замом стал Ю.А.Котов. Ему мы обязаны существующей и поныне административной структурой. Надо было иметь немалое мужество и решительный характер, чтобы в то время пойти на болезненный, но крайне необходимый шаг - сокращение штатов администрации. Ведь в тех условиях были на счету каждый человек, каждый рубль. Оказалось, что многочисленные административные функции можно выполнять значительно меньшим числом людей, если у них высокая квалификация и более-менее достойная зарплата. Может быть не бог весть какое откровение, но почему-то и сейчас наши власти пытаются все проблемы решать числом. А когда все люди заняты делом, исчезают сами по себе бюрократические заморочки, ведь сваливать свою работу становится не на кого. С тех пор наша структура не изменилась. Жаль, но тяжелая болезнь помешала Юрию Александровичу стоять у институтского руля, но неуемный характер не дает ему сидеть спокойно. Именно его лаборатория первой в институте сделала прорыв в нанотехнологии. Его лаборатория стала своеобразным инкубатором, в котором выросли еще три самостоятельные лаборатории.

Своеобразный рекорд принадлежит М.В.Садовскому, он был первым замом целых 8 лет и сумел сохранить стабильное положение в самые тяжелые 90-е. Наверное, очень непросто ученому-теоретику вести сложное хозяйство, каким является институт, да еще в такое сложное время. Теперь уже с трудом верится, что тогда в стране были обычным явлением задержки зарплаты, а соседние институты в массовом порядке отправляли людей в длительные, а то и вообще бессрочные отпуска без сохранения содержания. Висели постоянные угрозы отключения электроэнергии и отопления. Криминал в городе был такой, что магазины закрывались засветло, улицы быстро пустели к 8 часам вечера, и не было месяца без громкого убийства или взрыва.

Нас спасли тогда не зарубежные гранты, не дотации, которые чаще всего были похожи на милостыню. Когда началась вся эта перестройка с прихватизацией, наши традиционные отечественные партнеры и заказчики дружно упали на бок, а кое-кто пребывает в таком состоянии и по сей день. Но открылись прежде для нас запертые наглухо границы, и совсем неожиданно выяснилось, что технический, а тем более научный уровень созданной нами аппаратуры вполне годится и для международного рынка. Трудно сказать, что здесь было причиной этому - многолетний опыт, традиции или работа в условиях постоянного дефицита материалов, точных приборов, приличных станков. Скорее все сразу, но это заставляло работать творчески, везде искать нетрадиционные решения. Вот они-то и оказались нашим самым ценным капиталом. И кто бы сейчас подсказал, а лучше всего показал, как сохранить это преимущество в нынешних условиях? Ведь заканчиваются многолетние наработки прежних лет, уходят специалисты. И здесь вся надежда на нашу молодежь. Успеем ли мы передать им наш опыт, научить их работать? От этого зависит судьба института. Очень хорошо, что у нас нет того зияющего отсутствия 30 и 40-летних научных сотрудников, которое характерно сейчас для многих других институтов. К нам шла и идет молодежь, у нас ей интересно.

Сказать, что зарубежная деятельность – дело хлопотное, это не сказать ничего. Ее может более-менее оценить только тот, кто хоть раз в жизни туда что-то продал то, что сделал. Причем то, что сделал сам, а не с выгодой перепродал чужое, воспользовавшись неопытностью или тяжелым положением партнера. Ко всему прочему эта деятельность еще и рискованная. Ведь существующее положение позволяет нашим властям задним числом объявлять государственным секретом все, что угодно. И это не пустые слова. Я заметил, что почти каждый успешный космический запуск в Китае совпадает с обвинением очередного российского ученого-физика в разглашении тайн.

Хотелось бы отметить еще одну должность в ряду замов - зама по общим вопросам. Эта работа из тех, которые совершенно незаметны, если выполняются хорошо. Подумаешь, все чисто, все работает, вроде так и должно быть. К тому же не секрет, что через эту службу проходит множество вещей, очень полезных «для дома для семьи». Обычно эти «общие вопросы» в институтах решает может и не очень грамотный, но очень хитрый хозяйственник, за которым в свою очередь нужен глаз да глаз. Мы и здесь оказались непохожими на других. Два высших образования Е.А. Шунайлова, техническое и юридическое, склонность к постоянному поиску совершенного позволили ему создать весьма необычную систему ведения хозяйства. Глядя на красивые ухоженные цветы, на уборщиц, лихо управляющихся с непонятными агрегатами, вахтеров, сидящими среди компьютеров и мониторов, я иногда ловлю себя на мысли, что эта служба вполне может тоже претендовать на звание научного подразделения, только не в электрофизике, разумеется, а, допустим, в экономике. Со временем во всех службах института сложилась практика - деньги не просить, а искать работу, чтобы эти деньги заработать. Может в этом и кроется весь секрет? Ведь давно известно, что незаработанные деньги развращают как платящих, так и получающих. Проблема же в том, как все деньги сделать заработанными и сохранить при этом нормальную человеческую атмосферу.

Наконец, как бы мы жили без планового отдела и бухгалтерии? Зачастую мы даже и не подозреваем, от каких бед они нас хранят. Со временем их роль только возрастает, ведь система учета становится все сложнее и запутаннее. К тому же наша система учета самая сложная даже по сравнению с промышленностью и торговлей. Уважаемые коллеги, представьте себе ситуацию, когда все физические законы меняются ежегодно, при этом каждый раз требуется все снова пересчитывать, даже если получается откровенная ерунда. Но за всем этим бдительно следят строгие ревизоры, наказывая за самые малейшие отклонения. Глупость несусветная, скажете, а вот у них как раз что то очень похожее. Ведь Т.Н.Родионовой и А.Б.Киселевой приходится следить за всей новой информацией намного внимательнее, чем нам с вами читать научную литературу. К сожалению, вся эта деятельность напоминает уже не игру в кошки-мышки, а ходьбу в тумане по минному полю, причем кто-то постоянно переставляет мины, не всегда предупреждая об этом.

И все-таки я уверен, что в академическом институте самая-самая главная и интересная должность – это заведующий лабораторией. Ведь именно в научной лаборатории создается все то, чем живет и гордится институт. В завлабах нужно сочетать организаторские способности с чисто научной работой, иметь свободу выбора тематики, при этом оставлять время для поиска, да еще как в известном анекдоте «вечерами можно и шить». Роль завлаба трудно переоценить, это была, есть и будет основная структурная единица любого научного института. Не зря на многих языках слово «лаборатория» звучит почти одинаково. Не зря у нас и директор, и все его заместители по научным вопросам всегда были еще и заведующими лабораториями, причем зачастую лабораториями весьма успешными.

Кстати, такого положения нет нигде, кроме науки. Разве вы встречали директора завода, который был бы одновременно еще и начальником цеха, и, допустим, слесарем? Я, по крайней мере, нет. А все потому, что из науки уйти легко, вернуться сложно. Вот почему всегда так мало настоящих ученых на всяких выборных должностях. Уже через несколько лет человек, оторванный от непосредственной научной работы, безнадежно отстает, «сходит с круга», как иногда говорят. Это в чем-то напоминает большой спорт, только без ограничения возраста, ведь многие выдающиеся ученые сохраняют ясную голову до весьма почтенных лет. Кстати, и большинство ярых оппонентов Российской академии наук в свое время были ее сотрудниками, но их научная карьера почему-то не сложилась. Что правда, то правда, в науке путь наверх бывает очень долгим и не всем хватает жизни чтобы добраться до верхних ступенек этой лестницы. Хотя эту свою верхнюю ступеньку каждый представляет себе сам, не всегда соизмеряя ее со своими способностями.

Наш институт всегда отличало многообразие решаемых задач. Это вполне объяснимо. Ведь с самого начала было задано только направление. Пути же искал каждый сам. Похоже, что это в основном и помогло выжить в тяжелые времена, очень надеюсь, что поможет и в будущем. Без сомнения, большие задачи могут решать только большие мощные и специализированные коллективы, но жизнь показала, что именно такие коллективы наиболее уязвимы в периоды безвременья, когда таких задач нет. Ведь большие задачи ставит мощное государство, может быть, это у нас еще впереди, а сейчас, как нас учили на военной кафедре, нужно действовать небольшими, мобильными и хорошо оснащенными группами.

У нас выросли свои специалисты, подросла молодежь. Если бы собрать вместе все машины, созданные у нас в институте за эти годы, то это была бы очень внушительная галерея, делающая честь любой организации даже с намного более солидным возрастом. Среди этих машин есть и такие, которые весь путь, от идеи до конкретной реализации, прошли в стенах нашего института. Это и генераторы на СОС - прерывателях тока, установки для получения нанопорошков взрывающихся проволочках, приборы на основе импульсной электролюминесценции. Каждая лаборатория имеет, что показать и чем гордится. И это не прошлые заслуги, это то, что делается сегодня.

Сложное дело затеяли наши власть предержащие - разделить науку на фундаментальную и прикладную. И даже не в том виде, о котором спорят чиновники от науки. Что с них возьмешь, с чиновников, они зачастую совершенно не представляют особенности нашего труда, видя все из своего кресла. Я имею в виду сложившуюся у нас ситуацию, когда один и тот же человек ставит и решает научные проблемы, доводит их до эксперимента, а то и до практического использования, к тому же достает и создает оборудование, да еще читает и лекции студентам. Кто бы подсказал, как разделить этого человека по разным наукам? Разве что как советуют, переводить его по нескольку раз в месяц из одной организации в другую и назад? Что после этого будет представлять его трудовая книжка! Посмотреть бы в глаза деятелю, кому в голову такие идеи приходят!

Я вообще не представляю, как наукой можно руководить. Не людьми, это более-менее ясно, а именно наукой. Ведь в основе успеха лежит свобода научного поиска и здесь должен работать принцип – если не можешь помочь, то хотя бы не мешай. Можно считать эталоном подход Геннадия Андреевича, ведь он умеет не мешать работать тем, кто работает сам. Однако свобода поиска – вещь дорогая, за нее нужно платить. Приходится искать дополнительную работу, зарабатывать, чтобы кормить свою мечту. Здесь есть и свои крайности.

За эти годы некоторые наши коллеги ушли в бизнес. Что ж, это святое право каждого самому выбирать путь. Бизнес, особенно торговля, позволяет быстро подняться, вот только далеко не всем, и об этом только часто забывают. Чаще всего там падают в финансовую яму, которая, как известно, самая глубокая и в нее можно падать всю жизнь, а для некоторых это становится нормальным состоянием. Да и от простого везения там зависит намного больше, чем в науке, особенно на нашем, далеко не всегда чистоплотном рынке. Однако, даже наиболее успешные из наших бывших коллег скучают по научной работе, хотя и понимают, что обратной дороги им уже нет.

Особая статья – уехавшие за границу. Не знаю, как в других институтах, но у нас никогда не было той острой проблемы утечки мозгов, жуткой картиной которой так часто пугают СМИ. Более того, в последние годы такая миграция у нас прекратилась. Может быть потому, что в большей части наша наука делается не в одиночку, а требуется дружный коллектив различных специалистов. Такой группе уже проще работать дома, к тому же у нас есть все необходимые условия для работы. Вот только бы как-то сдвинуть с мертвой точки проблему с жильем для молодежи! Можно только добавить, что из всех наших уехавших пока там никто не просиял, хотя многие устроились вполне прилично.

Время стремительно меняется и уже в очередной раз в верхах поднимается вопрос о существовании такого понятия, как «институт академии наук». Достаточно бегло пролистать прессу, чтобы понять, что у Российской академии недругов много. И кого только нет в их разношерстных рядах! От откровенных шарлатанов и колдунов до бизнесменов и высокопоставленных чиновников. Я уверен только в одном: Российская академия наук с ее почти трехсотлетней историей и на этот раз устоит, но только если ее институты будут работать, работать результативно, а не тихо ждать в углу, чем это все кончится. Жизнь все больше становится похожей на автогонки с их основным законом – быстрее крутить руль, но никогда не сбрасывать скорость.

Самой большой ошибкой сейчас было бы пытаться прожить уже достигнутыми успехами. Алиментов за прошлое нам платить никто даже не обещает. Будем честными, громкие в прошлом имена, прежние заслуги и даже ордена, солидные дипломы и патенты в нашей стране сейчас не дают ничего, кроме разве что некоторого морального удовлетворения. Жизнь заставляет быстро искать новые направления, порою даже весьма далекие от привычных. Похоже, что это единственный способ остаться на плаву.

И все-таки очень хочется верить, что и эта черная полоса для нашей науки минует. Древняя японская мудрость гласит, что все сделанное тобой к тебе же вернется, и хорошее, и плохое, поэтому давайте на всякий случай не будем делать ничего плохого. Вроде бы, уже и виден свет в конце тоннеля, но, как сказал известный сатирик, кто же предполагал, что тоннель окажется таким длинным. А еще он сказал, что жить было трудно и при тех, да и при этих не просто, но сейчас намного интереснее. Похоже, что он, как всегда, оказался прав.